О совести (Рим. 2:9–16) Хочу, чтобы вы поглубже вникли в апостольское чтение из 2-й главы послания Павла к римлянам: «Скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое, во-первых, Иудея, потом и Еллина! Напротив, слава, и честь, и мир всякому делающему доброе, во-первых, Иудею,

100 лет назад, 23 января (5 февраля) 1918 года, был официально опубликован декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», который затем в течение 70 лет служил юридическим прикрытием для дискриминации Православной Церкви, а заодно и других религиозных общин, в нашей стране.

Подготовка декрета

Предыстория издания этого акта такова: в ноябре 1917 года настоятель петроградского храма Преображения Господня в Колтове священник Михаил Галкин после визита в Смольный и 10-минутной беседы с В.И. Лениным обратился в это учреждение с письменной жалобой на то, что он живет «с тяжелым камнем полного неверия в политику официальной Церкви». В этом обращении Галкин обвинил священноначалие в нежелании налаживать добрые отношения с советским правительством и предлагал радикально изменить правовой статус «господствующей» Церкви, для чего рекомендовал ввести гражданский брак, григорианский календарь, национализировать церковную собственность и лишить духовенство привилегий. Для осуществления этих идей он предлагал правительству свои услуги. Этот его проект пришелся ко двору советским лидерам, и 3 декабря 1917 года он был опубликован в газете «Правда».

Не следует думать, что Галкин был действительным инициатором издания декрета, что аналогичные идеи ранее не посещали умы большевистских деятелей, а он подсказал им, как надо действовать в отношении Церкви. С его стороны это было всего лишь вовремя или даже с опережением выраженная услужливость: «Чего изволите? Я готов на все», – но в пропагандистских целях оказалось удобным придать огласке радикальный антицерковный проект, выдвинутый священником. Впоследствии, и очень скоро, уже в 1918 году, Галкин публично заявил об отречении от сана и занялся прибыльным тогда делом – пропагандой атеизма, правда, уже под псевдонимом Горев, а 1 января 1919 года он был принят в РКП(б). Позднейшая участь этого любителя 30 сребреников особого интереса в настоящем контексте не представляет.

Прочитав письмо митрополита Вениамина Петроградского, Ленин потребовал ускорить подготовку декрета

Как бы там ни было, 11 декабря Совнарком образовал комиссию для подготовки декрета об отделении Церкви, в которую вошли нарком юстиции П. Стучка; нарком просвещения А. Луначарский; член коллегии Наркомата юстиции П. Красиков, оставивший след в истории главным образом как обвинитель на процессе против и вместе с ним пострадавших мучеников и исповедников; профессор права Петроградского университета М.А. Рейснер – отец знаменитой революционерки Ларисы Рейснер – и Михаил Галкин. 31 декабря в эсеровской газете «Дело народа» был опубликован продукт скоропалительной деятельности этой комиссии – проект декрета, который декларировал свободу совести и предусматривал введение государственной регистрации актов гражданского состояния, запрет преподавания религиозных дисциплин в светских учебных заведениях, национализацию всего имущества Православной Церкви и других конфессий – с предоставлением впредь религиозным общинам их конфискованных храмов в пользование для совершения в них богослужений – и, наконец, лишение всех религиозных обществ прав юридического лица.

Реформа церковно-государственных отношений, включая и отделение Церкви от государства, судя по разным частным актам Временного правительства и публичным заявлениям временных министров, ожидалась и до прихода к власти большевиков: 20 июня 1917 года вышло постановление Временного правительства о передаче церковно-приходских школ и учительских семинарий в ведение Министерства народного просвещения; закон о свободе совести, опубликованный 14 июля, провозглашал свободу религиозного самоопределения для каждого гражданина по достижении 14-летнего возраста, когда дети еще учатся в школе; 5 августа Временное правительство упразднило обер-прокуратуру и учредило Министерство исповеданий. Эти акты явным образом направлены были в сторону создания внеконфессионального государства, но завершила ломку многовекового союза Православной Церкви и Российского государства, начатую Временным правительством, уже советская власть.

Опубликованный проект отделения с конфискацией храмов и всего церковного имущества, с лишением религиозных обществ самого права владеть собственностью произвел ошеломляющее впечатление на церковную среду своей радикальностью, хотя и ранее перспективы устроения взаимоотношений Церкви с государством виделись в пессимистическом ключе. Этот проект явился своего рода ответом большевистской верхушки на принятое накануне Поместным Собором «Определение о правовом положении Церкви в государстве» – ответ, обозначавший категорический отказ от компромиссов с Церковью.

Церковная реакция на этот проект была выражена в письме, с которым тогда обратился в Совнарком митрополит Петроградский Вениамин.

«Осуществление этого проекта, – писал он, – угрожает большим горем и страданиями православному русскому народу… Считаю своим нравственным долгом сказать людям, стоящим в настоящее время у власти, предупредить их, чтобы они не приводили в исполнение предполагаемого проекта декрета об отобрании церковного достояния».

Со стороны священномученика Вениамина критика была направлена не против самого акта отделения, но главным образом против конфискации храмов и всего церковного имущества, иными словами – против планируемого ограбления Церкви. Прочитав это письмо, председатель Совнаркома В.И. Ленин наложил резолюцию с требованием ускорить подготовку окончательной редакции декрета. Официального ответа архипастырю на его обращение от Совнаркома не последовало.

Власть действует, хотя декрета еще нет

Не дожидаясь официального издания юридического акта об отделении, власти приступили к исполнению положений опубликованного проекта. Начали они с закрытия церквей придворного ведомства – Большого собора Зимнего дворца, церкви Аничкова дворца, дворцового храма в Гатчине, собора Петра и Павла в Петергофе. 14 января 1918 года заместитель наркома государственных имуществ Ю.Н. Флаксерман подписал постановление об упразднении института придворного духовенства и конфискации помещений и имущества придворных храмов. 16 января был издан приказ Наркомата по военным делам, которым военные священнослужители всех исповеданий увольнялись со службы, ведомство военного духовенства упразднялось, а имущество и денежные средства войсковых храмов подлежали конфискации. По распоряжению Комиссариата просвещения 3 января 1918 года была конфискована синодальная типография.

13 января 1918 года власти потребовали от братии Александро-Невской Лавры оставить монастырь и освободить его помещения под лазарет. Лаврское начальство согласилось разместить в обители раненых, но отказалось выполнить распоряжение об оставлении монахами монастыря. Шесть дней спустя, 19 января, в Лавру прибыл отряд матросов и красногвардейцев с распоряжением о конфискации имущества, подписанным комиссаром А. Коллонтай. Но раздавшийся набат и призывы спасать церкви привлекли множество народа, и красногвардейцы вынуждены были бежать из Лавры. Однако вскоре они вернулись и, грозя открыть огонь, попытались выгнать монахов из обители. Народ не расходился, а престарелый протоиерей Петр Скипетров, настоятель церкви святых страстотерпцев Бориса и Глеба, обратился к насильникам с мольбой остановиться и не осквернять святыни. В ответ раздались выстрелы, и священник был смертельно ранен. 21 января состоялся всенародный крестный ход из всех питерских церквей в Александро-Невскую Лавру и затем по Невскому проспекту к Казанскому собору. Митрополит Вениамин обратился к народу с призывом к умиротворению и отслужил панихиду по погибшему защитнику святыни протоиерею Петру. На следующий день при большом стечении народа сонм иереев во главе со святителем Вениамином, епископами Прокопием и Артемием отпевал священномученика Петра Скипетрова в храме, где он настоятельствовал.

«Опомнитесь, безумцы!»

«Не имеют права [враги Церкви] называть себя поборниками народного блага… ибо действуют противно совести народной»

19 января (1 февраля) 1918 года издал «Воззвание», в котором анафематствовал «безумцев» – участников кровавых расправ над невинными людьми, поднявших руки на церковные святыни и на служителей Божиих:

«Гонение жесточайшее воздвигнуто и на святую Церковь Христову… Святые храмы подвергаются или разрушению чрез расстрел из орудий смертоносных (святые соборы Кремля Московского), или ограблению и кощунственному оскорблению (часовня Спасителя в Петрограде); чтимые верующим народом обители святые (как Александро-Невская и Почаевская лавры) захватываются безбожными властелинами тьмы века сего и объявляются каким-то якобы народным достоянием; школы, содержавшиеся на средства Церкви Православной и подготовлявшие пастырей Церкви и учителей веры, признаются излишними и обращаются или в училища безверия, или даже прямо в рассадники безнравственности. Имущества монастырей и церквей православных отбираются под предлогом, что это – народное достояние, но без всякого права и даже без желания считаться с законною волею самого народа… И, наконец, власть, обещавшая водворить на Руси право и правду, обеспечить свободу и порядок, проявляет всюду только самое разнузданное своеволие и сплошное насилие над всеми и в частности – над святою Церковью Православной».

Несмотря на резкие выражения, к которым прибегал Патриарх, в послании нет суждений политического характера, нет оценок нового государственного строя с точки зрения его политической целесообразности; в нем выражены лишь озабоченность положением Церкви и осуждение кровавых беспорядков. Воззвание призывало к ненасильственной защите Церкви:

«Враги Церкви захватывают власть над нею и ее достоянием силою смертоносного оружия, а вы противопоставьте им силою веры вашего всенародного вопля, который остановит безумцев и покажет им, что не имеют они права называть себя поборниками народного блага, строителями новой жизни по велению народного разума, ибо действуют даже прямо противно совести народной».

Воззвание заканчивалось грозным предостережением:

«Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело: это – поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной. Властию, данной нам от Бога, запрещаем вам приступать к тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной».

Патриарх предает анафеме не советский строй, как поняли этот документ многие современники, а также позже церковные и нецерковные историки, а участников расправ над невинными людьми, никак не определяя при этом их политическую принадлежность.

22 января Поместный Собор, возобновивший днем ранее свои деяния после рождественских каникул, первым делом обсудил «Воззвание» патриарха и принял постановление с одобрением его содержания и призывом к православному народу «объединиться ныне вокруг Патриарха, дабы не дать на поругание веры нашей».

Издание декрета и его содержание

Слова: «Религия есть частное дело каждого гражданина» – Ленин заменил на: «Церковь отделяется от государства»

Между тем 20 января Совнарком рассмотрел уже опубликованный проект декрета, в который Ленин внес ряд поправок, так что впоследствии в советской публицистике этот акт именовался ленинским декретом, что, вероятно, призвано было наделить его ореолом своеобразной «сакральности». Поправки Ленина клонились к ужесточению его положений. Так, формулировку 1-й статьи проекта: «Религия есть частное дело каждого гражданина Российской республики» – он заменил на: «Церковь отделяется от государства», что дало основание для позднейшего изменения самого названия этого документа. В первой редакции оно было иным и скорее нейтральным: «Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах». К 3-й статье, в которой говорилось: «Каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. Всякие праволишения, связанные с исповеданием какой бы то ни было веры или неисповеданием никакой веры, отменяются», – Ленин добавил в качестве примечания следующее положение: «Из всех официальных актов всякое указание на религиозную принадлежность или непринадлежность граждан устраняется». Ему же принадлежит и часть текста 13-й статьи, в которой все имущество церковных и религиозных обществ объявляется народным достоянием, а именно: «Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются, по особым постановлениям местной или центральной государственной власти, в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ».

Совнарком утвердил окончательный текст документа. Под этим актом поставили подписи члены правительства во главе со своим председателем: Ленин, Подвойский, Алгасов, Трутовский, Шлихтер, Прошьян, Менжинский, Шляпников, Петровский и управляющий делами Совнаркома Бонч-Бруевич. 21 января декрет был напечатан в газетах «Правда» и «Известия», а два дня спустя, 23 января, был опубликован официальным органом Совнаркома «Газетой Рабочего и крестьянского правительства». Это число и принято считать датой издания декрета, а вот окончательную редакцию своего наименования он получил несколько позже – 26 января, когда он вышел в 18-м выпуске «Собрания узаконений РСФСР» с названием «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», воспроизводящим текст первой и последней статьи документа.

Декрет декларировал, в частности, следующие положения:

«2. В пределах Республики запрещается издавать какие-либо местные законы или постановления, которые бы стесняли или ограничивали свободу совести, или устанавливали какие бы то ни было преимущества или привилегии на основании вероисповедной принадлежности граждан… 4. Действия государственных и иных публично-правовых общественных установлений не сопровождаются никакими религиозными обрядами или церемониями. 5. Свободное исполнение религиозных обрядов обеспечивается постольку, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан Советской республики. Местные власти имеют право принимать все необходимые меры для обеспечения в этих случаях общественного порядка и безопасности. 6. Никто не может, ссылаясь на свои религиозные воззрения, уклоняться от исполнения своих гражданских обязанностей. Изъятия из этого положения, под условием замены одной гражданской обязанности другою, в каждом отдельном случае допускаются по решению народного суда. 7. Религиозная клятва или присяга отменяется. В необходимых случаях дается лишь торжественное обещание. 8. Акты гражданского состояния ведутся исключительно гражданской властью: отделами записи браков и рождений».

В основном эти нормы соответствовали тем, что действовали в ту пору в некоторых государствах Запада: в США, Франции, Швейцарии, а ныне вошли в правовую систему ряда других стран в разных частях света. Принципиальная новизна советского, или, как его обыкновенно называли, ленинского декрета заключалась в его последних статьях:

«12. Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют. 13. Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием».

Православная Церковь была отделена от государства, но при этом не получила прав частного религиозного общества и наравне со всеми религиозными обществами была лишена права владеть собственностью, а также прав юридического лица. До известной степени аналогичная норма содержится во французском законодательстве: акт от 1905 года, провозгласивший окончательное отделение церкви от государства и школы от церкви, узаконивал ранее проведенную в административном порядке национализацию церковного имущества, включая и самые храмы, которые при этом передавались в пользование ассоциациям верующих граждан, но эти ассоциации, иначе говоря – общины или приходы, не были, в отличие от советского декрета об отделении, лишены прав юридического лица и, соответственно, права впредь строить и иметь в собственности храмы. Таким образом, 12-я и 13-я статьи советского декрета об отделении носили беспрецедентно драконовский характер по отношению к Церкви.

Дискриминационный характер имеет и 9-я статья декрета, согласно которой «школа отделяется от церкви», ввиду того что она сопровождалась следующим положением:

«Преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы, не допускается. Граждане могут обучать и обучаться религии частным образом».

Если, опять-таки, сравнивать это положение с соответствующей нормой французского законодательства, с особой радикальностью проводящего принцип «отделения», то оно, запрещая преподавание религии в государственных учебных заведениях, допускает его в общественных и частных общеобразовательных и высших школах, в том числе и в школах, учреждаемых и управляемых Католической церковью и другими религиозными обществами.

Не прямо дискриминационный, но откровенно недружественный характер носит и 10-я статья советского декрета 1918 года:

«Все церковные и религиозные общества подчиняются общим положениям о частных обществах и союзах и не пользуются никакими преимуществами и субсидиями ни от государства, ни от его местных автономных и самоуправляющихся установлений».

Не лишена некоей двусмысленности и 11-я статья декрета, а именно ее заключительная часть:

«Принудительные взыскания сборов и обложений в пользу церковных и религиозных обществ, равно как меры принуждения или наказания со стороны этих обществ над их сочленами, не допускаются».

Дело в том, что впоследствии, в пору противостояния канонической Церкви обновленцам и самосвятам, применяемые церковной властью прещения по отношению к раскольникам нередко интерпретировались гражданской властью как санкции, противоречащие запрету применять наказания со стороны религиозных обществ по отношению к своим сочленам, и служили основанием для судебного преследования или бессудных, в административном порядке налагаемых, карательных мер.

Декретом 1918 года Православная Церковь была на территории советского государства исключена из числа субъектов гражданского права. Этот декрет не только ознаменовал разрыв многовекового союза Церкви и государства, но и послужил юридической подготовкой к изъятию церковных ценностей, к закрытию монастырей и духовных школ, к противоправным судам и расправам над священнослужителями и благочестивыми мирянами.

Православное духовенство и сознательные миряне, мягко говоря, без энтузиазма встретили самый акт отделения Церкви от государства, поскольку он порывал с традицией их тесного союза, но особую обеспокоенность и тревогу в церковных кругах вызвали дискриминационные статьи декрета об отделении. Возникли обоснованные опасения, что его осуществление сделает невозможной хотя бы и относительно нормальную жизнь приходов, монастырей и духовных школ.

Издание этого декрета проистекало из осознания большевистской верхушкой непримиримого идейного антагонизма атеистического мировоззрения, которое многими из большевиков исповедовалось тогда с фанатичной, квазирелигиозной ревностью, и религии, в особенности христианской веры, а ввиду православного исповедания большинства населения страны, которой они овладели, в Православной Церкви им виделся их главный противник, и с ним они готовы были бороться отнюдь не только на идеологическом поприще, но любыми средствами. В идеократическом государстве дискриминация носителей мировоззрения, противоположного тому, которому были привержены имущие власть, – явление понятное, но это была в высшей степени неудачная политика, потому что она создавала в обществе глубокий раскол, который в перспективе обрекал режим на неизбежное поражение. Изданием декрета Православной Церкви была объявлена война, и Церковь тогда приняла этот вызов.

Плоды декрета

25 января 1918 года, через день после официальной публикации декрета, Поместный Собор издал свое краткое, но вполне категорическое «Постановление по поводу декрета Совета народных комиссаров об отделении Церкви от государства»:

«1. Изданный Советом народных комиссаров декрет об отделении Церкви от государства представляет собою под видом закона о свободе совести злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против нее гонения. 2. Всякое участие как в издании сего враждебного Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной Церкви и навлекает на виновных кары вплоть до отлучения от Церкви (в последование 73-му правилу святых апостол и 13-му правилу VII Вселенского Собора)».

Соборное постановление было оглашено в церквах. До 1923 года священноначалие Русской Православной Церкви в своих актах не сообразовывалось с положениями декрета об отделении, как, впрочем, и с иными актами советской власти, неправомерными с церковной точки зрения.

Крестные ходы, на которых возносились молитвы о спасении Церкви, власти разгоняли силой

По городам и селам России прокатилась тогда волна крестных ходов, на которых возносились молитвы о спасении Церкви. Крестные ходы состоялись в Москве, Нижнем Новгороде, Одессе, Воронеже и других городах. Не везде они прошли мирно. В Нижнем Новгороде, Харькове, Саратове, Владимире, Воронеже, Туле, Шацке, Вятке крестные ходы, устроенные без разрешения местных властей, вызвали столкновения, приведшие к кровопролитию и гибели людей. В Солигаличе массовые расстрелы участников крестного хода состоялись несколько дней спустя после его проведения. Всего, по данным официальных советских источников, с января по май 1918 года попытки верующих защитить церковное достояние привели к гибели 687 человек.

Между тем положения зловещего декрета конкретизировались и дополнялись вытекающими из них либо ужесточающими их инструкциями и распоряжениями. 1 (14 февраля) 1918 года впервые в Петрограде учет населения стал вестись органом записи актов гражданского состояния (ЗАГСом). Затем ЗАГСы стали открываться повсеместно. Их образование сопровождалось изъятием приходской и епархиальной документации и передачей ее в эти учреждения. 24 августа 1918 года Наркомюст разослал «Инструкцию по проведению в жизнь декрета от 23 января 1918 года», которой местным советам предписывалось в течение двух месяцев изъять всё церковное имущество и денежные средства, хранящиеся «в кассах местных храмов и молитвенных домов, у церковных старост, казначеев, приходских советов и коллективов, у настоятелей храмов, у благочинных, у епархиальных и уездных наблюдателей церковно-приходских школ… в бывших духовных консисториях, в капиталах епархиальных архиереев, в Синоде, в Высшем Церковном Совете, в так называемой “патриаршей казне”». Храмы и богослужебные предметы разрешалось выдавать в пользование «общинам верующих» по описи. Кредиты, выделенные ранее на преподавание религии в школах, приказано было немедленно закрыть, так как «ни одно государственное и иное публично-правовое установление не вправе производить преподавателям религии каких-либо выдач денежных сумм как за настоящее, так и за истекшее с января месяца 1918 года время».

Последовал запрет преподавания Закона Божия и в частном порядке, хотя декретом это допускалось

В феврале 1918 года Наркомпрос упразднил должности законоучителей всех вероисповеданий. В августе 1918 года Наркомпрос потребовал закрыть домовые церкви при учебных заведениях. В том же месяце были закрыты все духовные учебные заведения, их здания передавались в ведение местных советов. Разрешено было лишь открывать на церковные средства богословские курсы с обучением в них совершеннолетних лиц, но воспользоваться этим разрешением из-за острой нехватки средств было крайне затруднительно. За изгнанием законоучителей из общеобразовательных школ последовал запрет преподавания Закона Божия вне школы – в храмах, а также в частных квартирах и на дому, хотя по тексту декрета обучение религии в частном порядке допускалось.

Декрет об отделении Церкви от государства затруднял существование всех религий и конфессий в советском государстве, но особенно тяжелый удар он нанес по Православной Церкви, которая в прошлом состояла в тесном союзе с государством. Впрочем, положение некоторых религиозных общин в первые годы советской власти расценивалось самими этими общинами как более благоприятное, чем оно было раньше. Так, в январе 1919 года вышел декрет Совнаркома РСФСР «Об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям», согласно которому от воинской повинности освобождались меннониты, духоборцы и толстовцы. Некоторое время эта льгота распространялась также на баптистов и пятидесятников.

Баптисты встретили издание декрета об отделении Церкви от государства с одобрением. Их вполне удовлетворяла декларированная декретом свобода совести, изъятие указаний о вероисповедании граждан из официальных документов, введение гражданской регистрации актов гражданского состояния. Критически они восприняли лишь одно положение декрета – о лишение религиозных организаций прав собственности и прав юридического лица. И все же первые 12 лет, прошедшие после издания декрета, баптисты называли впоследствии своим «золотым веком». За эти годы число баптистских общин выросло многократно. Массовые репрессии не миновали их лишь в 1930-е годы.

Декрет действовал в советском государстве почти до самого конца его существования и только постановлением Верховного Совета РСФСР от 25 октября 1990 года был объявлен утратившим силу. Аналогичные акты вышли тогда и в других союзных республиках накануне краха СССР.

Поздравляя патриарха Кирилла с 9-й годовщиной интронизации, Дмитрий Медведев назвал отношения властей РФ с Московским патриархатом «симфонией» (по-гречески - «созвучие», «согласие»). Это заявление вступает в некоторое противоречие с Конституцией, которая отделяет церковь от государства и гарантирует равенство всех конфессий. Впервые в российской истории такие формулировки появились в советском декрете «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», принятом ровно 100 лет назад.

От анафемы к «чувству глубокого удовлетворения»

Официально декрет был принят на заседании Совнаркома под председательством Ленина 2 февраля, а опубликовали его через три дня. В чем-то он повторял нормы принятого Временным правительством в июле 1917-го закона о свободе совести, который, впрочем, был «переходным»: по нему церковь продолжала оставаться частью государственной структуры, но органы власти лишались права вмешиваться в жизнь церкви. В комиссию по составлению советского декрета входил довольно известный тогда петроградский священник Михаил Галкин (литературный псевдоним — Горев), известный «борец с мракобесием». Позже он поучаствовал и в составлении инструкции наркомюста (по исполнению декрета), которая юридически «оправдывала» первые масштабные гонения на церковь в советской России.

Так что феномен «красного попа» возник на самой заре революции — более поздние обновленчество и сергианство (которого придерживается и современная Московская патриархия) лишь исторически модифицировали его.

Предчувствуя появление декрета, Поместный собор Православной российской церкви в декабре 1917-го предложил свой проект церковно-государственных отношений в новой России. Подобно закону Временного правительства, он тоже был «переходным», компромиссным. От царской «симфонии» церкви и государства в проект попали положения о первенствующем статусе церкви среди всех конфессий, согласовании с церковью государственных законов, касающихся религии, православном вероисповедании главы государства и некоторых министров, а также юридическом признании церковного венчания. С другой стороны, от революции проекту достались требования независимости церкви во внутреннем управлении, юридической силы за постановлениями церковной власти, признании государством церковной иерархии. Конечно, большевицкие комиссары и читать не стали этот проект, а Учредительное собрание, которому, главным образом, он был адресован, — разогнали.

Буквально накануне принятия декрета, 1 февраля, патриарх Тихон (Белавин) опубликовал свою знаменитую анафему на гонителей церкви, отрекшихся от Бога, хотя прямо не упомянул в ней советскую власть или большевиков. «Власть, обещавшая водворить на Руси право и правду, обеспечить свободу и порядок, — говорится в патриаршем послании, — проявляет всюду только самое разнузданное своеволие и сплошное насилие над всеми и в частности — над святою Церковью православной». Поместный собор был настроен не так радикально, как патриарх, но и он в постановлении от 7 февраля признал декрет «актом открытого гонения» на церковь.

Впоследствии Московская патриархия, реорганизованная митрополитом Сергием (от его имени происходит термин «сергианство») в 1927 году и официально признанная Сталиным в 1943-м, пересмотрела свое отношение к декрету. В послании к 30-летию «Великой Октябрьской социалистической революции» патриарх Алексий I писал, что декрет «дал возможность Церкви свободно действовать в свойственном ей духе по пути, указанному церковными канонами». Спустя еще 30 лет эту мысль развил будущий патриарх Алексий II: «Этот декрет имел огромное значение для оздоровления внутренней жизни Церкви… Церковь в результате отделения от государства приобрела внутреннюю свободу, столь необходимую для подлинного осуществления её Божественной миссии — духовного водительства верующих».

Мечта демократов

Декрет начинается с ключевой нормы светского государства: «Церковь отделяется от государства». Далее эта норма раскрывается в категориях прав человека: «Каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. Всякие праволишения, связанные с исповеданием какой бы то ни было веры или неисповеданием никакой веры, отменяются». Сильно ли это отличается от действующей Конституции? Статья 14: «Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом». Статья 28: «Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой».

Далее декрет провозглашает правило, весьма актуальное для современной РФ: «Действия государственных и иных публично-правовых общественных установлений не сопровождаются никакими религиозными обрядами или церемониями». Молебны в разных госучреждениях, освящение боевой техники и окропление святой водой военнослужащих стали обыденным явлением российской жизни. Еще одно актуальное положение декрета: «Свободное исполнение религиозных обрядов обеспечивается постольку, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан». Здесь сразу вспоминаются массовые протесты горожан против застройки дворов и зеленых зон «храмами шаговой доступности», которые власти чаще всего игнорируют.

«Никто не может, ссылаясь на свои религиозные воззрения, уклоняться от исполнения своих гражданских обязанностей», — гласит декрет. Тут, правда, большевики вскоре смягчили позиции, разрешив некоторым группам верующих не служить в армии. А вот еще актуальные положения: «Преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы, не допускается. <…> Принудительные взыскания сборов и обложений в пользу церковных и религиозных обществ, равно как меры принуждения или наказания со стороны этих обществ над их сочленами, не допускаются». Преподавание религиозных вероучений застенчиво внедряется в школы и вузы России под видом «Основ православной культуры» или «теологии», а миллиардные государственные субсидии на содержание храмов и монастырей, переданных в собственность РПЦ, стали притчей во языцех.

Природа гонений

Чаще всего декрет критикуют за два последних его параграфа, 12-й и 13-й: «Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют. Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием. Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются, по особым постановлениям местной или центральной государственной власти, в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ». Правда, уже постановление ВЦИК 1929 г. наделило религиозные общества отдельными атрибутами юрлица, а после сталинского конкордата 1943 г. им и вовсе разрешили открывать счета, владеть зданиями, землями и транспортом, нанимать сотрудников и т.п. По извечному российскому правилу, строгость законов смягчается необязательностью их исполнения…

Профессор Санкт-Петербургской духовной академии протоиерей Георгий Митрофанов придерживается традиционной точки зрения на декрет как на точку отсчета Красного террора против церкви. И его ключевой аргумент — все та же «необязательность исполнения»: «Реальная политика большевиков, как правило, сильно отличалась от принятых ими законов: по букве закона об их реальной политике судить нельзя. Декрет фактически прикрывал политику последовательной борьбы государства с церковью», — заявил протоиерей в интервью «Независимой газете».

Профессор РГГУ Михаил Бабкин придерживается другой точки зрения. «Само духовенство дало своего рода повод большевикам преследовать себя, — говорит он в интервью «Новой». — В синодальном переводе Библии, осуществленном в середине XIX века (в Послании св. апостола Павла к Римлянам), вместо фразы «несть бо власть, аще не от Бога» (дословно — «не есть власть, если не от Бога») представителями духовенства было внесено: «Нет власти не от Бога». Откуда и расхожий тезис «всякая власть от Бога». И получается, что если кто из духовенства хоть в чем-либо «противился» советской власти — тот «противился Божьему повелению». А раз так — то справедливо заслуживал наказания от самой власти».

С одной стороны, лишение церкви прав юрлица и собственности не вяжется с демократическими представлениями. С другой стороны, таких прав церковь в России никогда и не имела: она сама и все ее имущество было до революции частью православного государства во главе с православным императором, почитавшимся и главой церковной организации. Монастыри и некоторые приходы, конечно, владели землями, зданиями, а до 1861 г. и крестьянами, но только потому, что они им «отводились от казны». Современная РПЦ пытается построить самую клерикальную за всю историю церкви модель церковной собственности — по ее уставу всем гигантским имуществом, передаваемым церкви, распоряжается епископат (сейчас это 226 человек), который полностью зависит от патриарха и синода (15 человек).

Такой концентрации собственности у такого узкого круга лиц не было в истории Русской церкви.

План
Введение
1 План
Введение Декрета
2 Значение и действие Декрета
Список литературы

Введение

Декре́т об отделе́нии це́ркви от госуда́рства и шко́лы от це́ркви - нормативно-правовой акт, принятый Советом Народных Комиссаров РСФСР 20 января (2 февраля) 1918 года, имевший конституционное, основополагающее значение в религиозной сфере. Устанавливал светский характер государственной власти, свободу совести и вероисповедания.

1. Провозглашение светского характера советского государства - церковь отделяется от государства.

2. Запрет любого ограничения свободы совести, или установления каких бы то ни было преимуществ или привилегий на основании вероисповедной принадлежности граждан.

3. Право каждого исповедовать любую религию или не исповедовать никакой.

5. Запрет религиозных обрядов и церемоний при совершении государственных или иных публично-правовых общественных действий.

6. Акты гражданского состояния должны вестись исключительно гражданской властью, отделами записи браков и рождений.

7. Школа как государственное образовательное учреждение отделяется от церкви - запрет преподавания религии. Граждане должны обучать и обучаться религии только частным образом.

8. Запрет принудительных взысканий, сборов и обложений в пользу церковных и религиозных обществ, а также запрет мер принуждения или наказания со стороны этих обществ над их сочленами.

9. Запрет права собственности у церковных и религиозных обществ. Недопущение для них прав юридического лица.

10. Все имущества, существующих в России, церковных и религиозных обществ объявлены народным достоянием.

2. Значение и действие Декрета

Декрет был принят подписан председателем Совета Народных Комиссаров В. И. Ульяновым (Лениным), а также Народными Комиссарами: Подвойским, Алгасовым, Трутовским, Шлихтером, Прошьяном, Менжинским, Шляпниковым, Петровским и управляющим делами Совета Народных Комиссаров Вл. Бонч-Бруевич.

Данный декрет чётко определил отношение новой власти к церкви и религиозным обществам. Устанавливался принцип светскости при осуществлении государственной власти. Никакой религии не могло отдаваться предпочтение, указание на вероисповедание или отсутствие такового не могло давать привилегий или преимуществ при занятии государственных должностей. Атеизм был приравнен в правах к исповеданию религии. В образовательном процессе преподавание религиозных предметов (Закона Божьего) в государственных общеобразовательных учебных заведениях не допускалось. Эти формулировки надолго стали основой светской политики СССР и стран социалистического лагеря.

Отмена права собственности у церкви и религиозных обществ привела к национализации и секуляризации земель и имуществ, ранее принадлежавших Русской православной церкви.

Запись актов гражданского состояния (сведения о рождении, смерти, браке) стала вестись исключительно государственными органами (ЗАГСами).

VIII Отдел Народного комиссариата Юстиции с января 1919 года планировал выпуск нового ежемесячного журнала «Революция и церковь». В нём планировалось размещать обзор распоряжений и разъяснений касательно отделения церкви от государства и школ от церкви . Распространялся труд Бухарина «Церковь и школа в Советской республике».

Декретом начинался Свод Законов РСФСР (изданный в 1980-х годах в 8 томах). Декрет был признан утратившим силу Постановлением Верховного Совета РСФСР от 25 октября 1990 г. «О порядке введения в действие Закона РСФСР „О свободе вероисповеданий“».

Светский характер государства, свобода совести и свобода вероисповедания закреплены также в Конституции России 1993 года.

Список литературы:

2. Баланцев А.В. Процесс отделения школы от церкви: Начальный этап.